| Суббота, 18.05.2024, 15:48 | Приветствую Вас Гость |
Котельников П.П. | |
Стр 3СКАЛЫ – КОРАБЛИ
Невелика Опук-гора, невелика, всего-навсего 185 метров. По мер-кам, принятым – только на холм вытягивает. Но в Восточном Крыму счет особенный: тут ручьи реками называют, а холмы горами. Опук – обыкновенная продолговатая голая гора, некрупным медведем уходя-щая в море. Издали она кажется серовато-сиреневой с зелеными неж-ными бликами у подножья. Гордится Опук тем, что здесь находится единственное в Крыму ме-сто гнездования розовых скворцов. Эти удивительно красивые птицы с розоватого цвета грудкой и спинкой с незапамятных времен гнездились в одном единственном месте – на заросших терновником, шиповником и боярышником склонах этой небольшой горы. Тому, кто приходит сю-да весной, Опук дарит еще одно цветное чудо: желтые, белые, малино-вые, пурпурные и даже черные тюльпаны... Далеко в море видны летящие очертания туго натянутых парусов... Но из камня те корабли; так и называется группа из четырех островов – «Скалы-Корабли». Самый большой «корабль» возвышается над морем более чем на 20 метров. В прошлом скалы эти соединялись с берегом. Сложены Скалы-Корабли, как и гора Опук, известняками, обладающими большой проч-ностью. Поэтому морю удалось создать в береговом обрыве лишь не-сколько глубоких гротов. Так наука говорит, а вот люди обычные со-всем иначе думают. Прежде на Опуке люди жили, множество людей, большинство из них жизнь свою с морем связали, да и смерть свою там же находили. Чтобы избежать печального конца, часто слышалось среди морехо-дов: – Поднимай парус, крепи снасти – будет шторм! Сколько штормов пережил на своем веку старый Ерги Псарась и со-считать трудно; из всех выходил, хоть и потрепанным, но невредимым. Но, не думал старик, что впереди его ожидал самый свирепый, самый страшный шторм, из которого выйти не удастся. Почти отвык Ерги от ветра, смешанного с солеными холодными брызгами, от волн высоких, перехлестывающих палубу. Давно уж не выходил Псарась в открытое море и жил себе в покое и довольстве, позволяя себе по праздникам, на лодке, коврами устелен-ной, перед людьми покрасоваться. Его дворец считался самым краси-вым в Пантикапее, а его склады в гавани, содержащие различные това-ры, – самыми богатыми. Но самым большим своим богатством Псарась считал своего сына. Рос сын без матери, воспитуемый отцом. Отец и мать ему заменял, но женской ласки малыш не испытывал. Вырос таким красавцем, таким ладным парнем, один взгляд его заставлял лица деву-шек покрываться румянцем, а сердца женщин молодых, любви вкусив-ших, сильнее биться. Наступила пора выбирать для сына невесту, и отец выбрал. Он стал часто посылать сына в Кафу к одному купцу, у которого была красивая дочь, и с которым Псарась хотел породниться. Но сын полюбил другую. Та, другая, жила в дальней деревне, куда сын Ерги Псарася ездил покупать пшеницу. Морщинки уже побежали по ее лицу, и голос уже не звучал по-девичьи звонко. Но в глазах ее жил веселый смех, и каждое движение сулило радость. Встретив её, юный Псарась почувствовал, как сильно забилось его сердце, как крепко опутали его цепи любви. Да, что говорить, каждый человек в своей жизни переживает то, что называют первою любовью, чувство ни с чем несравнимое, когда в предмете любви никаких изъянов не замечают. Не замечал их и юноша. А она, приковавшая цепями любви юношу, познала в прошлом и ра-дость любви, и еще большую горечь от потери ее, не надеющаяся на повторение всего ушедшего, поняла, что поздний призыв жизни сильнее смерти. Вспоминала она объятия сильного молодого мужчины, так похоже-го на этого юношу, но чаще все же перед нею вставал оскаленный в злобе рот, когда он вырывал из рук ее ребенка. И думала несчастная женщина о своем мальчике, которого отняли у нее в давние дни, и вспоминала о муже-рыбаке, который бросил ее, так жестоко расправившись с нею. Звали его так же, как и этого, Ерги, но он был беден, и ничего, кроме рыбачьей ладьи, у него не было. А этот, мо-лодой, богат… Не делилась женщина своими скорбными думами с юношей, не хо-тела огорчать его, боялась затмить светлые минуты встречи. И без того печален был он, и часто слеза сбегала из его глаз. Она припадала к его устам в замирающем поцелуе, обвивала его тонкий стан нежною рукою и напевала старинную песню: Любовь без горя, любовь без слез. То же, что море без бурь и без гроз… А между тем отец торопил сына с женитьбой. Уже был готов новый корабль, специально предназначенный для такого случая. И свадебные подарки на корабль помещены. Ждали только попутного ветра, чтобы поднять паруса и ехать за невестой. И вот он желанный ветер пришел, зашумел от Камыш-Буруна. Ерги Псарась позвал к себе сына: – Пора ехать в Кафу. Хотел все рассказать сын, что на душе у него, да увидел суровое ли-цо отца, и замерло слово на его устах. Закрылся у себя и что-то долго писал. К ночи вышел корабль из гавани, и тотчас же к старику подошел старый слуга, – Это тебе от сына, – сказал он, подавая хозяину свиток. Развернул свиток Ерги Псарась и медленно прочел его. Сердце болью прихватило. Потом отошло, а на смену пришел такой ураган чувств, который, если бы мог из души отца вырваться на волю, то сровнял бы всю землю на своем пути от Пантикапея до Кафы. И если бы гора Митридат упала на старика, она не показалась бы ему более тяжелой, чем та правда, о кото-рой он узнал из письма сына. – Пусть будет трижды проклято имя этой женщины! – проговорил Ерги Псарась. – Пусть лучше погибнет сын от моей руки, чем он станет мужем своей матери!.. Поднимай паруса, старый корабль, служи мне последнюю службу! И Ерги Псарась прокричал корабельщикам, чтобы готовились к от-плытию, – С ума, наверное, сошел старик, – ворчали люди. – Шторм прибли-жается, корабль, словно решето, а он в море велит выходить! Но спорить с хозяином открыто никто не решился. Звякнули якоря, затрепетали на ветру паруса, и рванулось вперед старое судно. Как в былые времена, Ерги сам направлял его бег и забы-вал, что оба они – один дряхлее другого. Гудел ураган, волны захлестывали борта, от ударов трещал кора-бельный корпус. – В трюме течь! – крикнул шкипер. Вздрогнул Ерги, но, заметив впереди мачтовый огонь другого корабля, велел еще прибавить парусов. Словно птица взлетел старый корабль и, прорезав несколько перекатов волны, зарылся носом в толщу вод. Казалось, что он коснулся морского дна, а потом снова взлетел вверх и бросился на гребень огромной, как гора, волны. В эту минуту Ерги Псарась увидел совсем рядом, в нескольких лок-тях от себя, свой новый корабль. Сквозь тучи на какое-то мгновение пробился свет луны, и отец увидел своего сына, узнал и ту женщину с золотистыми волосами, которая была с ним. Пересиливая ураган, Ерги Псарась крикнул: – Опомнись, сын, что ты делаешь! Ведь она твоя мать!.. Белая ослепительная молния разорвала черное небо, страшной силы удар потряс гору Опук. Часть горы откололась, и тысячи обломков по-сыпались в воду, отчего море покрылось белой пеной. Налетел новый шквал, и оба корабля исчезли навсегда. Услышал ли сын отца, понял ли свою роковую ошибку – никто не знает. Только на том месте, где произошла катастрофа, из воды подня-лись две скалы, похожие на корабли с парусами. И кажется, что корабли несутся по морю и что один корабль вот-вот настигнет другой. – Раз отец продолжает гнаться, значит, не услышал сын своего отца, – говорили люди, указывая на скалы-корабли. – Видишь, до сих пор от него сын убегает. МАГИЧЕСКИЕ ПИСЬМЕНА С ГОРЫ ОПУК Невелика Опук, и на 200 метров высоты не тянет, но нет вблизи Керчи выше ее. А так, обычный холм, гордо именуемый горой, продолговатый и голый, по весне зеленой травой да цветами покрытый, а сколько здесь тюльпанов по весне, желтые, белые, малиновые, пурпурные и даже черные... С середины лета Опук становится унылым, желто-бурым – то, что его прежде украшало, успело засохнуть под горячим южным солнцем и жгучими ветрами и только многочисленные кусты шиповника и боярышника все еще украшают склоны горы. Они, наверное, и привлекают к себе на гнездовье великое множество птиц, причем и таких, которые только здесь и водятся, к примеру здесь находится единственное в Крыму место гнездования розовых скворцов. Эти удивительно красивые птицы с розоватого цвета грудкой и спинкой с незапамятных времен гнездились в одном единственном месте - на заросших терновником, шиповником и боярышником склонах горы Опук. Издали глянешь на Опук, кажется серовато-сиреневой с зелеными нежными бликами у подножья, а над нею, как мотыльки, птицы летают... Мала «гора», но недаром говорят, что мал золотник да дорог. Нет в Крыму иного места, может только за исключением Карадага, о котором столько легенд бы существовало. Начать, хотя бы с того, что здесь в глубокие времена, когда кругом, куда бы глаза не посмотрели, дремучие леса простирались и только Опук, голенький, как младенец, в грудь матери уткнувшийся, погружал свою голову заостренную в пенные воды моря. Красовался здесь, большую часть Опук занимая, город с названием Киммерик. Название говорит о том, что корнями своими он связан с одним из древнейших народов, киммерийцами именуемым. Потом уже он вошел в состав Боспорского царства. Может Киммерик и был столицей той легендарной страны, которая прежде славной и великой была? Любознательный человек увидит здесь, если видеть сквозь толщу времен умеет, мощную каменную цитадель а вокруг нее домики киммерийцев. Ловили рыбу жители, ловили огромных белуг до тонны весом, ловили тунцов, размерами с нынешних дельфинов – афалин. Сеяли хлеб. Для хранения их строили зернохранилища. С водою, правда, туго здесь было. Так люди научились и воду хранить в огромных сосудах – пифонах. С пятого века до нашей эры город, подвергаясь временами нашествиям, существовал и даже развивался. Почти тысячу лет Киммерик являлся южным форпостом Боспорской державы. Мир научный всколыхнула весть о том, что на горе Опук нашли каменную стелу с высеченными на ней надписью из четырех рунических символов и изображением креста в круге. Это был вид письма, который использовался со второго по седьмой век нашей эры, то есть до эпохи викингов. Авторы находки полагают, что надпись на камне, обнаруженном на горе Опук, относится ко второй или третьей четвертью IV столетия. Тогда на горе была возведена крепость, которую, возможно, защищали служившие боспорским царям герулы, древнегерманская каста воинов-магов. Руническим письмом владели друиды, кельты, а также древне-германские племена. Само слово «руна» в переводе означает "тайна". Нужно знать, что руны – это не столько буквы древнегерманского алфавита, сколько магические символы, позволяющие проникнуть в потусторонний мир. Недаром и в наше время рунами пользуются при гаданиях, позволяющих решать современные вопросы через тех, кто владеет порталами, ведущими в мир потусторонних существ. Владение грозными мистическими силами позволяло человеку во время боя превращаться в огромного волка, неуязвимого для противника. Может быть, камень был частью алтаря в святилище, где происходило посвящение в воины-маги. Может, и пал Киммерик, когда люди утратили саму возможность трансформации своего тела. Найденная стела - единственная находка материального свидетельства присутствия в Крыму полулегендарных "берсеркеров". ГОРА ДВУХ УДОДОВ Там где заканчивается Керченский пролив и начинается Черное море, природа поместила горное плато необыкновенной красоты. Чудом сохранился маленький островок настоящей керченской степи, только на горе Опук сохранился он. Здешняя природа совсем не похожа на степной Крым, как и не похожа на Южнобережье. Вершина горы Опук уплощенная, а склоны изобилуют уступами, расщелинами, обрывами - свидетелями длительного взаимодействия внутренних и внешних сил Земли. Кажется, что борьба их продолжается. Здесь царство трав, но во множестве встречаются заросли кустарников - шиповника, терна, боярышника, крушины, бирючины. А сколько здесь птиц, избравших Опук местом своего обитания? Мала площадь но на ней гнездятся 43 их вида: чайка-хохотунья, баклан, жулан, сыч, сапсан; особенно интересна популяция розового скворца. Откуда название горы возникло? Объяснение тому – простое. В давние времена появились на вершине горы две птицы: перья пестрые, на головках перья хохолками, словно короны царские. Две самки появились, так что ожидать потомства от них не следовало. Завидев людей, птицы отлетали в сторону и неистово кричали: – О-пук! О-пук. Крики печальны, радости в них не слышно, но так всегда кричат удоды; иначе они – не умеют кричать! И гору назвали по крику их – гора Опук. Говорят люди старые, что их деды, и деды их дедов всегда видели этих двух удодов, живущих многие сотни лет. А появились они здесь совсем не так, как принято появляться птицам… В местности, где гора Опук высится, в незапамятные времена было большое поселение, населенное людьми добрыми, трудолюбивыми, не знавшими, что такое насилие. Как-то разыгралась на море буря небывалая, шли на берег высоченные пенные валы, так били в основание горы, что она содрогалась, издавая глухие звуки недовольства. И вдруг жители увидели с вершины горы, как вдали появился корабль, большой корабль, красивый, волны несли его к берегу так, как несут все неживое. Ни мачт, ни снастей, ни людей на палубе корабля не было видно. Понимали люди, стоящие на берегу, что корабль был обречен. Ничто не могло спасти его. Когда терпящее бедствие судно было у самого берега, жители селения увидели на борту его две мечущиеся женские фигурки. Корабль подхватила высоченная волна, вынесла на берег, где он накренился на бок, царапая бортом камни и песок, и ужасно при этом треща. Как женщинам удалось уцелеть в таком аду, для всех осталось загадкой. Сам же корабль вновь оказался во власти волн. Немного потребовалось времени для превращения его в щепы и обломки, разбрасываемые далеко по берегу. На спасшихся женщин было жалко смотреть. В мокрой изорванной одежде, с посиневшей «гусиной» кожей, трясущиеся пережитого страха и холода. Одно было заметно – они были молоды и красивы. Женщин подобрали поселяне, приютили и утешили. Видели, что спасенные молоды, и ничего сами делать не умеют, вот и построили сообща им дом, подарили овец и стали заботиться, как о родных дочерях. Старшая отзывалась на звук О, младшую звали – Пука. Так как девушки были неразлучны, друг без друга никуда не ходили, их имена объединили и стали называть сразу обеих – О-Пука. Хоть немало времени спасенные прожили в поселении, но все им казалось вокруг невероятно странным, а самое главное, чего не понимали О-Пука, так это бескорыстности, сердечности и доброжелательства. В той стране, откуда отправился в плавание их корабль, повсеместно царили зависть и насилие. И эти свойства в кровь и плоть впитали девушки, иными стать им было не суждено. Они тяготились местным порядком. Они привыкли к насилию и основанном на нем господстве. Ложились спать и во сне видели, как они становятся госпожами над местными жителями. И так велико было это желание, что устоять от претворения его в жизнь они не могли. Присматриваясь к жителям, они изучали слабые стороны их, а, изучив, осторожно и коварно стали вмешиваться в семейную жизнь поселян, играя роль заботливых, борющихся за справедливость. Таким же образом им удалось расшатать установленный в поселении общественный порядок. Им удалось разбудить у поселян такие чувства, о которых те прежде не ведали: алчность, честолюбие, зависть. Расколов единство, они, приблизив к себе часть их, образовали из них свиту и стражу. Теперь они уже могли держать в страхе все население. Поздно, но поселяне заметили, что прежняя красота покинула чужестранок, и они, чтобы сохранить привлекательность, стали прибегать к притираниям, маслам, благовониям, краскам. Они принялись наряжаться в необыкновенно пестрые платья, которые они называли теперь мантиями, на головы напялили странные уборы, которые они называли коронами. Простодушные поселяне молча сносили тяготы своего нового положения. О-Пука и это казалось малым, Они потребовали от жителей поклонения им, как к богиням. Из камня были выполнены изваяния. Перед изваяниями сооружены жертвенники.. Здесь поселяне были ежедневно возносить моления, а по установленным О-Пука дням приносить жертвы. Кровью жертвенных животных заливались алтари. Вблизи каменных изваяний были поставлены кресла-троны. Теперь по утрам сестры усаживались на троны, а народ должен был их приветствовать, стоя на коленях. Они заставляли поселян целовать им ноги. В честь живых богинь тоже приносились жертвы. Ими должны были быть птицы, в том числе и дикие. Говорят, что аппетит приходит во время еды. Пришел он и к чужеземкам. О-Пука упивались властью. Некоторые из жителей, чтобы избежать унижения и насилия, стали покидать родные места. Изо дня в день число таких людей росло. Как-то изгнанники встретили идущего по дороге старика. Тот удивился жалкому виду бегущих из поселения людей. Те, не таясь, поведали старику о своем горе. – Хорошо, – сказал старик, – я избавлю вас от притеснительниц! Возвращайтесь к своим очагам! – А когда случится избавление? – спросили поселяне. – В первое же новолуние! – ответил старик. День новолуния приближался. Накануне его «правительницы» издали указ. Согласно ему они потребовали человеческого жертвоприношения для возвеличивания их имен. Всю ночь люди в поселении не спали, ожидая восхода солнца. В день новолуния на площади появились царицы в своих пестрых платьях и коронах, не торопясь, уселись на свои троны. Поочередно О и Пука сказали собравшимся: – Ну, кто пожертвует собой для прославления нас и наших великих дел? Собравшиеся оцепенели от ужаса. Все молчали, опустив головы, боясь, что указующий перст падет на него. – Раз не находится добровольцев, значит вместо одной жертвы, нас восславят двое – заявили царицы. В эту минуту появился на площади старик-странник, подошел к тронам, снял с плеча котомку, положил ее на землю, и сказал громко, чтобы слышали все присутствующие: – Ничтожные существа, возомнившие о своем величии! Вас спасли от смерти, а вы ненасытным властолюбием поработили их. Вы заставили поклоняться своим изображениям. Теперь вы требуете их крови! Неблагодарные! Вы вообразили, что терпению тружеников не будет конца! Вы надеетесь на то, что не найдется того, кто мог бы вас наказать! Ошибаетесь! «Какой там комар жужжит у наших ног?» – вскочила с трона младшая. Не обращая на нее внимания, старик спросил, обращаясь к окружающим: Какому наказанию подвергнуть дерзких? – Делай с ними, что хочешь, только избавь нас от этих хищных птиц! – закричал народ. – Слуги! – приказала старшая царица, - Хватайте подлого старика! – Ни с места! – громовым голосом произнес старик, и, поднимая руки к потемневшему от гнева небу, произнес: – Проклинаю вас, ничтожные твари и да превратитесь вы в тех птиц, на которых вы так похожи. А троны ваши превратятся в обычную скалу. После этих слов заколыхалась земля, а из нее ввысь поднялась скала, на ней сидели две пестрые птицы с хохолками. Птицы кричали: О-пук! О-пук! Народ показывал на птиц пальцами и смеялся. |
|
| Copyright mcoldi © 2024 |